Вот сейчас он и застрелит меня из пистолета!.. или зарежет, в любом случае, мое существование стремительно подойдет к финалу.
Но Колтаков не стал стрелять из пистолета или вообще как-либо посягать на шта-левское существование - только чуть виновато кивнул и, снова закинув руки за голо-ву, закрыл глаза.
- Извини, я совсем раскис, а перед тобой так трудно устоять...
Ну, тут ты, конечно, права, акула... Может быть, потом...
Эша мысленно погрозила кулаком той, внутри себя, которой было так жалко бед-ную привлекательную акулу, и предусмотрительно расположилась в кресле подаль-ше, дожидаясь, пока акула уплывет куда-нибудь по своим делам и надеясь, что при этом она не прихватит ее с собой. В присутствии Колтакова она даже не могла тол-ком сосредоточится на вещах, которые он ей отдал, хотя и сомневалась, что вещи помогут ей что-то узнать.
- А может, оно так и надо? - вдруг пробормотал Владислав Ильич. - Может, оно и к лучшему...
- Здрассьте - приехали! - Шталь возмущенно посмотрела на человека, который недавно так ее пугал, и в ней всплеснулась злость - не на Колтакова, которому вдруг вздумалось разваливаться на части, - на Ейщарова, который велел ничего не делать. В конце концов, она вовсе не обязана его слушать! - Поверить не могу - вы решили сдаться?! Послушайте, вы правы - ничего просто так не заканчивается, возможно они выжидают, но Влад, проблема не исчезнет сама собой! Нужно же что-то делать! Вы говорите, ваши ничего не выяснили, так позвольте мне! У меня свои методы... и вер-ните мой смартфон. Или если он вам так уж подозрителен, дайте доступ к инету со своей машины! Можете постоять у меня за спиной, пока я буду работать - учтите, я это не каждому позволяю...
- Никакого Интернета в моем доме не будет! - отрезал Колтаков. - Что если про-клятие способно действовать и через сеть?!
- Вы же только что сказали, что вам все равно!
- Я этого не сказал. Я сказал, что, может, оно и к лучшему. Теоретически. Я не сказал, что хочу умирать. Я имел в виду, что с точки зрения... - Владислав Ильич торжественно указал на потолок, - это было бы правильно. Мне не нужен детектив, Эша. Мне нужен охранник. Так что довольно. Или я и сотку у тебя заберу.
В этот момент телефон снова зазвонил, Колтаков прижал его к уху, криво усмех-нулся и, прикрыв трубку ладонью, сообщил Эше:
- Кстати, у меня через сорок минут встреча. Зайдешь - мне нужно переодеться.
Эша проводила его раздраженным взглядом. Оригинально - мужик платит ей за то, чтобы она смотрела, как он переодевается - ведь вся ее работа большей частью сводится именно к этому. Ведь убьют упрямого идиота! Может она и разглядит того, кто это сделает, но Колтаков-то будет уже мертв. Нет, так не пойдет!
Она пересела к столу, где были свалены все вещи, обвиненные в принадлежности к проклятию, и сразу же отодвинула подальше всех дохлых насекомых. Подумав, еще раз сфотографировала мертвого птицееда и поморщилась. Безумным арахнолю-бам это существо наверняка показалось бы красивым, для Шталь же это был кошмар с восемью ногами - и не более того. Жаль, что все насекомые планеты не были пред-ставлены исключительно бабочками и божьими коровками. Ну и, пожалуй, еще му-равьями и стрекозами. На них, по крайне мере, можно смотреть без содрогания.
Эша принялась перебирать одежду, подолгу держа каждую вещь, но не чувствова-ла ничего, кроме обычной ткани. От брюк не исходила злоба, в красивом красно-черном галстуке не чувствовалось ничего коварного, легкий шелковый халат, распи-санный ландышами, не выглядел зловеще, и рубашки казались настолько невинны-ми, насколько только могут казаться такие дорогие рубашки. На разрезанный же итальянский пиджак было просто грустно смотреть. Поди разбери, в чем тут дело. Может, в конкретном человеке, который надевал эти вещи, а может в каких-то его действиях, которые одежде не понравились. Шелковому халатику не понравилось облачать колтаковских любовниц? Пиджак, как тот ейщаровский плащ, не пожелал быть снятым? Галстук превратился в маньяка? Интересно, разрезанный пиджак счи-тается мертвым или раненым?
"Опять начинаем генерировать бред", - бодро сказала Эша самой себе, воровато оглянулась на прикрытую дверь и принялась проделывать то, что до сих пор мешало ей сделать присутствие Колтакова - испытывать вещи на практике. В брюках она не-медленно запуталась и шлепнулась на пол, что, впрочем, еще ни о чем не говорило. Надетый пиджак оказался тем, чем и был - непомерно большим пиджаком с отрезан-ными пуговицами и изуродованными полами и спадал даже от легкого движения плеч. Проверить галстук Эша не сумела, поскольку понятия не имела, как нужно за-вязывать галстуки. Пришлось довольствоваться обычным узлом и, как и следовало ожидать, галстук никаких враждебных действий не предпринял. Она набросила хала-тик поверх одежды, прошлась по комнате взад-вперед и внезапно остановилась, на-хмурившись. Потом сбросила его, подбежала к двери, повернула замок, торопливо стянула брюки и майку и снова облачилась в халатик. Прошлась, повела плечами, стянула халат на груди, после чего сменила халат на колтаковскую рубашку, застег-нула ее, расстегнула и застыла посреди комнаты, чуть склонив голову набок. Стран-ное ощущение - тонкий мягкий материал вроде бы должен был приятно лечь на кожу - собственно, так оно и было... и в то же время нет. Возможно, потому, что одежда была чужой. Сама Эша никогда не одалживала наряды у подруг, а новое платье или юбка ощущались для нее своими лишь на второй или третий раз надевания. Свою, собственную одежду натягиваешь и не чувствуешь ничего, потому что это твоя оде-жда, она знает тебя, а ты знаешь ее и не задумываешься ни о чем, отметив лишь, что ты в этой одежде хорошо выглядишь. Но новое платье в первый раз все еще чужое, и в последние месяцы Шталь невольно воспринимала свежекупленные, в первый раз надетые обновки, как присевшего рядом незнакомца, от которого неизвестно чего ждать. И рубашки, и халат, и прочее барахло были практически новыми, купленными совсем недавно. Да, они были чужими, их носил кто-то другой... но они казались слишком чужими, они казались незнакомцами со скверными улыбками. Не злыми, не безумными... скорее испытывающими глубочайшее отвращение. В этой одежде было не просто некомфортно, в ней было даже как-то жутковато... как если бы тебя обни-мал тот, которого от тебя тошнит, и он только и думает о том, как бы избавиться от такого омерзительного существа, как ты. Кто и что нашептал этой одежде о людях - нашептал так убедительно, что она поверила ему?