Эша пришла в себя почти сразу же и, приподняв голову, обнаружила, что лежит среди живописно разбросанных осколков и уцелевшей посуды. Неподалеку самозабвенно катались по полу администратор и человек бедный, причем последнему явно приходилось несладко, а с другой стороны от Эши болезненно охала лежащая лицом вниз посудомойка - ее-то Шталь и сшибла при падении, а та, судя по всему, своротила и другой столик с посудой. Катюша жалась в углу, закрыв лицо руками и вереща. Эша навскидку подсчитала нанесенный ущерб и приуныла - у нее таких денег не было. Посудомойка затрепыхалась и простонала:
- Помогите! Ничего не вижу! Ой, кажется я что-то себе сломала!
Рассудив, что от верещащей Катюши помощи не дождешься, а Денис и Степан Иваныч слишком заняты, Эша подползла к ней и попыталась приподнять, но единственное, чего ей удалось добиться, так это с дребезгом перекатить стонущую женщину на спину. Беглый первичный осмотр ничего сломанного не выявил, причина же ухудшения зрения посудомойки объяснялась просто - к ее лицу плотно прилипла тарелка. Взявшись за края тарелки, Эша потянула, голова посудомойки приподнялась следом за тарелкой, и она истошно завизжала:
- Ой, что ж ты делаешь, ты ж мне голову оторвешь!
- Не оторву... тарелка-то мелкая, просто приклеилась... что за еду тут у вас готовят, чего она так прилипла?!.. - Шталь дернула сильнее, и раздался громкий хлюпающий звук, словно кто-то уронил на пол холодец. Тарелка поддалась и осталась у Эши в руках - знакомая тарелка с золотыми розами и зернышками риса, прилипшими по краям. Только роз сейчас почти не было видно. Почти все свободное тарелочное пространство занимала странная желеобразная грязно-розовая масса, до жути похожая на расплющенное и вывернутое наизнанку человеческое лицо. Масса исходила мелкими пузырями и совершенно невообразимым образом воняла.
- Мамочки! - пискнула Эша и отшвырнула тарелку, хотя по-хорошему ее следовало бы деликатно отставить. Тарелка и в самом деле выполнила свое обещание.
- В чем дело? - жалобно спросило нечто, лежавшее на полу, очевидно, еще не поняв, что произошло. Его прозрачно-белые глаза, опушенные густейшими золотистыми ресницами, смотрели без всякого выражения, вместо носа темнели два мерно сокращающихся овальных отверстия, из-под узких белесых губ виднелись мелкие острые зубы, похожие на кривые иглы. От существа тянуло тиной, лежалой листвой и, почему-то, ванилью.
- Иваныч! - завопила Эша не своим голосом, и, наверное, этот вопль оказался настолько диким, что драка немедленно прекратилась, и оба противника, изрядно потрепанные, подскочив к Шталь, в один голос сказали:
- Господи, что это такое?!
- Что случилось с тетей Леной? - в ужасе вопросила Катюша и зажмурилась - очевидно, в целях самообороны. Степан Иваныч, издав торжествующий рычащий звук, сунулся вниз и вцепился существу в горло. То дернулось, потом дико забилось, и Эша поспешно тоже навалилась сверху, помогая удерживать "посудомойку", которая отчаянно выгибалась, почти приподнимая над полом и ее, и Степана Иваныча. Каждый ее мускул извивался сам по себе, отчего Эше казалось, что она ухватилась за мешок со змеями.
- Мы тебя видим, - прошипела она. - Видим!
Существо издало тонкий завывающий звук - то ли от расстройства, то ли на это были еще какие-то причины, и на мгновение затихло, все так же мерно раздувая ноздри. Судя по всему, пальцы человека бедного, стискивавшие его горло, не доставляли ему особого дискомфорта, и, осознав это, тот перестал удушать "посудомойку" и попросту дико ее затряс.
- Отдай, что взяла! Отдай!
- Прекратите сейчас же! - негодующе возопило существо, глухо стукаясь затылком о пол. - Как вы это сделали?! Вы не имеете никакого права!
- Делай, что сказали! - взвизгнула Эша, испытывая невероятное желание захихикать. - Или я тебя всю такими тарелками обложу! Давай, срыгивай - неужто все успела переварить!
Потянувшись, она схватила тарелку, по которой было размазано "лицо", замахнулась, и существо, скосив на тарелку глаза, снова взвыло, вой превратился в некий густой утробный звук, белесые губы запрыгали, и между ними протянулось нечто, похожее на серебристый дымок. Запах ванили усилился.
- Ой, сейчас и меня стошнит, - прошептала Эша, снова роняя тарелку. Лицо существа пошло рябью, задрожало, точно марево, глаза потемнели, вспух бугорок носа, иглы зубов втянулись куда-то под губы, и лицо вновь стало человеческим, женским, но уже не приятно-приветливым лицом пожилой посудомойки, а изъеденным бесчисленными морщинами дрожащим лицом глубокой старухи с провалом беззубого рта и запавшими желтоватыми глазами, почти лишенными ресниц.
- Залетные выродки! - прохрипела она. - Вы даже не представляете, что вы начали!
- Ой, как будто раньше вас никто не раскрывал?! - проверещала Эша.
- Но не с помощью паршивых тарелок! - оскорбленно рявкнула "посудомойка" и вдруг, перекрутив верхнюю половину туловища почти на сто восемьдесят градусов, стряхнула с себя Шталь и Степана Иваныча, взвилась с пола и, отшвырнув несмело потянувшегося к ней администратора, выломилась на улицу, с такой силой ударив в дверь, что та косо повисла на одной петле. Денис грохнулся на раскрытую посудомоечную машину, довершив живописную картину разгрома, на полу несколько раз крутанулась вокруг своей оси белоснежная тарелочка и улеглась неподвижно. На мгновение на сцене наступила пауза, потом Шталь, прихрамывая, подбежала к двери и выглянула на улицу. Позади ресторана было совершенно пусто, а в отдалении по трассе обыденно сновали раскаленные машины.