Говорящие с... - Страница 85


К оглавлению

85

   - У него строгий распорядок дня, - продолжила Гречухина, - ложится он рано, обслуживать способен себя сам, но все равно надо быть готовым ко всему, поэтому человек, присматривающий за ним, должен проживать в доме. Вот почему я предпочла бы...

   В этот момент отворилась входная дверь, и в холл громким шагом вошел очень большой человек, масштабный не столько в длину, сколько в ширину и похожий на дирижабль, который плохо одели в очень хороший костюм. Несмотря на то, что человек казался добродушным и наличие Эши в кресле встретил широкой улыбкой, Шталь он не понравился. Ей вообще никто здесь не нравился, и она чувствовала, как под тканью кофточки нервничает хранитель ее благоразумия - ему здесь тоже никто не нравился.

   - Что, еще одна? - осведомился он, расстегивая пиджак и опускаясь в кресло, которое жалобно вздохнуло. - Тася, мне это уже надоедает! Вообще-то, мне кажется, что с Севой должны гулять брат и сестра, для того семья и существует!

   - Папа! - негодующе воскликнула Ника, вскакивая, а ее брат лениво заметил, что днем они все равно в школе, а вечером Севе гулять ни к чему.

   - Цыть, потомки! - гаркнул хозяин и ткнул в Эшу взглядом, словно указательным пальцем. - И как мы называемся?

   - Мы называемся Лера Казакова, - рапортовала Шталь, с неудовольствием подумав, что Ейщаров мог бы выбрать и что-нибудь поблагозвучней. Таисия Игоревна кратко пересказала мужу резюме гостьи, и тот одобрительно кивнул.

   - Это хорошо, когда молодежь сама зарабатывает, а не вешается на чью-то шею.

   Эша подумала, что была бы не прочь повеситься кое на чью шею, но вслух, разумеется, этого не сказала. На лицах обитателей дивана появились кислейшие улыбки - они явно не одобряли подобного жизненного девиза, после чего все дружно повернули головы к лестнице, от которой донесся нестройный звук шагов, и вскоре на ней появилась осторожно спускающаяся раскачивающаяся фигура, крепко держащаяся за перила.

   - Что ты делал наверху? - недовольно спросила Таисия Игоревна. - Я ведь сказала тебе быть в своей комнате. Иди...

   - Нет, так даже лучше! - перебил ее муж. - Шагай-ка сюда, Севка!

   Тот нерешительно пересек холл, остановился возле кресла, и Шталь машинально встала, что удалось ей лишь со второй попытки - кресло действительно было слишком глубоким. Сева улыбнулся чуть расплывающейся, но приветливой улыбкой, и Эша так и не поняла, узнал он ее или нет. Он казался намного приятней прочих обитателей дома, и черты его лица, которое словно постоянно тянули вверх за невидимые ниточки, все же выглядели четкими и правильными. Темные глаза смотрели немного пустовато, каштановые волосы средней длины лежали аккуратно и казались очень мягкими. Прежде чем Эша успела что-то сказать, Сева начал беседу сам:

   - Ты будешь со мной гулять?

   - Ну...

   - До самой реки?

   - Если...

   - Это хорошо, - констатировал Сева и крепко ухватился за ее запястье, повернувшись и чуть передвинувшись, словно пытался спрятаться Эше за спину. Гречухин довольно сказал:

   - Ну вот и решено почти.

   - Наконец-то и Сева нашел себе девчонку, - съюморил братец, продолжая развлекаться с мобильником. Хозяин дома встал, поправил свой внушительный живот, шагнул к диванчику и взял у жены документы.

   - Ваши?

   - Ага.

   - Проверить, - приказал он, и через холл к нему подошел еще один человек, появившийся словно бы из стены, забрал документы и так же таинственно испарился. - Завтра мы все решим окончательно, а пока вы свободны.

   "Если бы!" - мрачно подумала Шталь.

  * * *

   Официальная часть работы оказалась еще менее сложной, чем предупреждала Гречухина - ей практически ничего не приходилось делать, но недостатки заключались в том, что ее перемещения по дому были сильно ограничены. Таисия Игоревна в первый же день провела ее по особняку и тщательно объяснила, куда Эше ходить не следует, на какой мебели можно сидеть, на какой нельзя и к какой лучше вообще даже не приближаться. Попутно она с восхищенным придыханием излагала подробную биографию каждого стула или дивана - даже классических и ампирных, которые, как оказалось, Гречухина не жаловала. Ее речи сплетались в причудливые, не без примеси хвастовства и тщеславия узоры, инкрустированные бесчисленными фамилиями и титулами, и переходя вслед за ней из комнаты в комнату, от кресла к креслу, Шталь впадала во все большее отчаяние. Трехэтажный дом не был таким уж огромным, но мебели здесь было не просто много - ее было немыслимо много, она стояла повсюду, даже в коридорах и на лестничных площадках, и для жизненного пространства было оставлено довольно мало места. Найти здесь что-то нужное, если оно было, а через него - кого-то нужного, если он тоже был, казалось невозможным, и Эша с легкостью бы согласилась променять все изящные стульчики, бесчисленные столики и комоды на пресловутую иголку в стоге сена. Она даже хотела позвонить Ейщарову и пожаловаться на невыполнимость задачи, но тот, очевидно, предусмотрел такой вариант и своевременно отключил телефон.

   Хлопот с подопечным у Эши почти не было. Ее поместили в соседнюю с ним комнатку, обставленную не антикварной, но стилизованной мебелью, которую Шталь немедленно исследовала на предмет плохого поведения, но пока ничего не обнаружила - мебель вела себя вполне пристойно, даже после того, как Эша для проверки наговорила ей кучу гадостей, попрыгала на кровати и опрокинула с самого начала не понравившийся ей стул в глупых розовых цветочках. Из этой комнаты ей было хорошо слышно, что Сева встает довольно рано - уже после семи утра за стеной ходили, включали телевизор и что-нибудь роняли. Но завтракать Севу приглашали не раньше девяти, и Эша думала, что это делалось для того, чтобы паренек не встречался с остальными членами семьи. В девять Ника и Макс уже были в школе, Аркадий Алексеевич - на работе, и в доме оставались лишь мебель и хозяйка, которая изредка заходила на кухню пожелать племяннику доброго утра. Она делала это так, будто выполняла обязательную утомительную работу, и улыбка ее отдавала лимоном, но Севочка, ничего не замечавший и не понимавший, весело улыбался в ответ, и Эша, сжимая губы, свирепо втыкала вилку в подсушенный яичный глазок, в котором искренности и доброты было куда как больше, чем в светлых глазах Севочкиной тети. Но потом Гречухина уходила, и все становилось хорошо, и Сева болтал ногой и сыпал веселыми детскими фразами, дергая Шталь за локоть, чтоб она не пропустила ни одной, и властвовавшая на кухне добродушная толстуха Наташа подкладывала им добавки, иронично именуя Шталь "племяшкой". Эша так и не поняла, как сын уговорил ее на это, но готовила Наташа так, что Шталь всерьез начала опасаться за свою фигуру.

85